По дороге в Голливуд. Поэт Г. В. Иванов. Часть II
Февральская революция была встречена Георгием Владимировичем Ивановым с энтузиазмом, Октябрьскую он не принял. Но по большому счёту поэт стоял в стороне от политики и революционные потрясения никак не отразились в его творчестве. Принципиально заняв позицию эстетизма и в творчестве и в жизни, он никогда прямо не высказывал своего отношения к происходящим событиям.
Сборники «Сады» (1921) и «Лампада» (1922) подводят итог петербургскому периоду творчества Георгия Иванова. Евангельские мотивы, греческая мифология, барокко, Оссиан, немецкий романтизм и русский фольклор причудливо переплелись в художественном мире «Садов». В своё время Мандельштам определил акмеизм как «тоску по мировой культуре» и Г. Иванов в полной мере разделил стремление акмеистов к «синтезу» культурных традиций.
…по-прежнему в стихотворениях Г. Иванова много холодной, чеканной, изысканной поэзии, вдохновлённой обращением к миру искусства, и подавляющее их большинство является наиболее полным выражением внешнеизобразительной стороны акмеизма:
Моя любовь – она всё та же
И не изменит никогда
Вам, старомодные пейзажи,
Деревья, камни и вода.
(«Моя любовь – она всё та же…»)
Тематически поэзия Иванова абсолютно не соприкасается со своим временем, отрешена от его проблем. Будничные переживания и повседневная частная жизнь остаются, по признанию Г. Иванова, единственным предметом его вдохновения. Всё это окончательно убедило критиков в том, что он «не создатель моды, не закройщик, а манекенщик». А общее мнение, выраженное Л. Лунцем, гласило: «В общем, стихи Г. Иванова образцовы. И весь ужас в том, что они образцовы». На фоне истерзанного «красным террором», голодного и нищего Петербурга безмятежная, с элементами восточной идиллии, лирика поэта многим казалась по меньшей мере странной.
Меня влечёт обратно в край Гафиза,
Там зеленел моей Гюльнары взор,
И полночи сафировая риза
Над нами раскрывалась как шатёр.
(«Меня влечёт обратно в край Гафиза…)
Весной 1920 года Г. Иванов познакомился с поэтессой Ириной Одоевцевой, в следующем году они поженились. Глубокое чувство поэта не могло не отразиться в его стихах, и, возможно, именно ему сборник «Сады» обязан своим названием. Одоевцева очень любила петербургские сады, особенно Таврический и Летний, в котором она и Г. Иванов назначали друг другу свидания.
И разве мог бы я, о посуди сама,
Взглянуть на этот снег и не сойти с ума.
Обыкновенный день, обыкновенный сад,
Но почему кругом колокола звонят
И соловьи поют, и на снегу цветы,
О почему, ответь, или не знаешь ты?
И разве мог бы я, о посуди сама,
В твои глаза взглянуть и не сойти с ума.
(«Не о любви прошу, не о весне пою…»)
В книгу «Лампада» вошли избранные стихотворения из предшествующих пяти сборников, а также в своё время в них не включённые.
После семнадцатого года Г. Иванов, зарабатывая себе на жизнь, активно сотрудничает как переводчик в издательстве «Всемирная литература». Он переводил Байрона («Мазепа», «Корсар»), Кольриджа, Бодлера, Семэна, Готье, Эредиа и др. Тяжело переживал Г.Иванов гибель Н. Гумилёва, тесно связанного с ним житейскими и творческими отношениями, намеревался написать о нём книгу. Разбирая оставшийся после смерти друга архив, Г. Иванов подготовил к печати гумилёвские «Письма о русской поэзии», а также «Посмертные стихи». В 1922 году, выхлопотав командировку в Берлин для составления театрального репертуара, Георгий Иванов и Ирина Одоевцева навсегда покинули Россию.
Вначале они живут в Берлине, бывшим некоторое время культурным центром русской эмиграции. Одним из первых он начал писать воспоминания о Серебряном веке и его беллетризированные мемуарные очерки о литературном Петербурге 1910-х годов охотно печатают «Современные записки», «Иллюстрированная Россия», «Звено», «Сегодня» и другие издания, различные по своей идейной и художественной направленности. Позднее часть этих очерков вошла в книгу «Петербургские зимы» (1928). Георгий Иванов создаёт целую галерею литературных портретов своих современников: А. Блока, С. Есенина, И. Северянина, В. Хлебникова и других. Однако «Петербургские зимы» и тематически примыкающая к ним серия очерков «Китайские тени» были воспоминания, не претендующие на документальную точность. Это проза художника, в которой реальность сливается с выдумкой.
Нина Берберова в своих более «традиционных» воспоминаниях пишет:
«…в одну из ночей, когда мы сидели где-то за столиком, вполне трезвые, и он всё время теребил свои перчатки (он в то время носил жёлтые перчатки и трость с набалдашником, монокль, котелок), он объявил мне, что в «Петербургских зимах» семьдесят пять процентов выдумки и двадцать пять – правды».
В «Петербургских зимах» Г. Иванова внешняя разбросанность отдельных эпизодов складывается в целостную картину эпохи, ему удаётся передать атмосферу жизни столичной богемы в предреволюционные годы, запечатлеть лик времени. В его очерках явлён огромный пласт русской культуры, ярко обрисованы центры художественной жизни столицы от «Бродячей собаки» до «Башни Вяч. Иванова».
В 1916-1917 годах Адамович вместе с Г. Ивановым возглавлял 2-й «Цех поэтов», объединивший представителей постакмеистической молодёжи и очень часто встречался с ним, став свидетелем многого из того, что описано Г. Ивановым («Жоржики» называли в то время двух неразлучных приятелей).
В процессе работы над мемуарными очерками родился замысел романа «Третий Рим» (1929-1930), действие которого также происходит в предреволюционные годы. В конце двадцатых – начале тридцатых годов Г. Иванов плодотворно работает и в жанре новеллы («Четвёртое измерение», «Весёлый бал» и др.). Рассказы он писал и в Петербургский период творчества, но в художественном отношении они были гораздо слабее.
В 1931 году выходит поэтический сборник Георгия Иванова «Розы», принесшие ему славу «первого поэта эмиграции». До «Роз» Г. Иванов был тонким мастером, изысканным стихотворцем, писавшим «прелестные», «очаровательные» стихи. В «Розах» он стал поэтом. Ностальгия по утраченной родине, по «серебряному веку» русской поэзии приводит поэта к ощущению утраты целостности мира и своего места в нём. В стихах Г. Иванова появляется подлинный трагизм мировосприятия, доходящий до всеобщего, вселенского отчаяния.
Душа черства. И с каждым днём черствей.
«Я гибну. Дай мне руку». Нет ответа.
Ещё я вслушиваюсь в шум ветвей,
Ещё люблю игру теней и света…»
В 1938 году Георгий Иванов создаёт поэму в прозе «Распад Атома», своё самое значительное и наиболее нигилистическое прозаическое произведение. В этой книге он изображает душевный надрыв и распад личности доведённого до состояния крайнего отчаяния человека. Отзывы критиков были в основном отрицательные. Автора обвиняли в излишней откровенности произведения.
После «Распада Атома» Г. Иванов замолкает на длительное время. Лишь в 1950 году выходит поэтический сборник «Портрет без сходства». А в 1958 году уже после смерти поэта (27 августа 1958 года) вышел сборник стихотворений 1944-1958 годов. В этот последний период творчества, в котором, по мнению многих, поэт создал свои лучшие стихи.
Способность видеть и говорить об изнанке мира позволяет создать Г. Иванову объёмные, исчерпывающие образы:
Ещё я нахожу очарованье
В случайных мелочах и пустяках –
В романе без конца и без названья,
Вот в этой розе, вянущей в руках!
Мне нравится, что на её муаре
Колышется дождинок серебро,
Что я нашёл её на тротуаре
И выброшу в помойное ведро.
Г. В. Иванов, который в эти годы писал свои лучшие стихи, сделал из личной судьбы (нищеты, болезней, алкоголя) нечто вроде мифа саморазрушения… В его присутствии многим делалось не по себе, когда, изгибаясь в талии – котелок, перчатки, палка, платочек в боковом кармане, монокль, узкий галстучек, лёгкий запах аптеки, пробор до затылка, - изгибаясь, едва касаясь губами женских рук, он появлялся, тягуче произносил слова…
После войны Георгий Иванов и Ирина Одоевцева действительно бедствовали. Существовать на стихи было невозможно, не помогала и слава «первого поэта» эмиграции: одно из последних его выступлений в Малом зале Русской консерватории в Париже, где он читал свои стихи, не собрало и сорока человек. Георгий Владимирович работал постоянным сотрудником журнала «Возрождение», однако платили там мало, и денег постоянно не хватало. Вместе с женой он пытался сотрудничать с Голливудом, писал сценарии, но из этого ничего не получилось. Помогали друзья. В 1955 году Г. В. Иванову с женой удалось устроиться в приют для престарелых в Йере, на юге Франции…
Лекция «Серебряный век», МГИК, 1998 год,
по материалам писателя
Александра Исаевича Мандельштама
Фото - Галины Бусаровой
Свидетельство о регистрации СМИ: Эл № ФС77-60585 от 20 января 2015 г.
Выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)
***
Изданию присвоен номер ISSN: 2500-073X
Выдано Федеральным государственным унитарным предприятием "Информационное телеграфное агентство России (ИТАР-ТАСС)", Российской книжной палатой
***
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.
При использовании материалов сайта ссылка на издание "Мир и Личность" обязательна!