Мир и Личность                                             16+

Я сама шофёр, граждане. Пятый год за баранкой сижу. И вы поверите: ни одного раза у меня не было нарушений уличного движения. Я ведь не пью, водки не пью совершенно. И торопиться мне некуда. Езжу я на персональной машине, вожу нашего директора. Он, слава богу, такой трус – я говорю, побольше бы было таких трусов. Он как сядет в машину, так начинает канючить:

- Любочка, я вас прошу, потише! Любочка, аккуратнее! Любочка, помните, что у вас полная машина ответственного работника!

Правда, если другой раз милиционер подойдёт сказать, что я не так угол на площади срезала или подфарники у меня выключились, то я, конечно, на него взгляну поласковее – на милиционера – и скромненько так скажу:

- Я извиняюсь, товарищ начальник, но только этого знака вчера здесь не было…

И ещё так вот глазами сделаю раза два… Милиционер непременно вздохнёт, руку под козырёк и скажет почему-то очень грустно:

- Давайте проедем, товарищ шофёр.

Ну, правда, надо сказать, что пешеход теперь пошёл отчаянный. Он и на мостовую только что не садится закусывать.

И вот, граждане, что со мною случилось из-за одного пешехода. Я сама выезжала из Рахмановского переулка на Петровку. И я сигнал ещё в переулке дала – у меня свидетели есть. И всё равно, прямо мне под машину подсунулся один гражданин. Я уж его увидала, когда он за радиатор руками схватился… Я тормоз на себя рванула так, что даже лбом стукнулась об стекло. А гражданина этого ноги рысью понесли вперёд с такого толчка. Понесли, понесли, и только он успел ухватиться за проходившую гражданку – затормозил через это.

Гражданка, конечно, в крик:

- Что же вы, - говорит, - посреди мостовой обниматься лезете?

А молодой человек говорит:

- Я с вами не обнимаюсь. Я торможу вами, если хотите знать.

И сам падает на мостовую от того толчка об машину.

А гражданка видит такое дело, она начинает кричать:

- Убили! Задавили!

Прохожие говорят:

- Ну, видно, не совсем тебя, матушка, убили, раз такой крик даёшь.

Она опять:

- Нет, совсем убили! Вот он – труп лежит и чертыхается.

А тут уж милиционер подходит. Задавленный гражданин поднимается, качаясь, словно пьяный. Я на всё это гляжу и только чувствую, что у меня слёзы катятся по щекам и за кофточку, по щекам и за кофточку…

Милиционер немножко послушал тех, кто уже собрался вокруг, и говорит мне:

- Товарищ шофёр, ваши права!

И – фиюить! – в карман себе мой документик. Затем этому, который задавленный мною:

- Товарищ пострадавший, - говорит, - в помощи нуждаетесь?

А тот отвечает:

- Не знаю… это надо по частям проверить.

- Давайте проверим, гражданин.

Ну, молодой человек ощупал себя. Всё цело. Только аккурат в том месте, куда машиной наподдадено, трещина на штанах. Гражданка эта, об которую он тормозил, увидела и кричит:

- Так и есть: брюки у него насмерть убиты! Это уже не брюки, а лапша какая-то!

А у него, правда, левая штанина от бедра и донизу аккуратно так нарублена бахромою. Ну, молодой человек схватился за бахрому, только милиционер и успел у него адрес спросить. Он крикнул:

- Ленивка, дом двадцать семь, квартира три, Макаров Василий Васильевич.

И – бегом за угол.

А милиционер сказал:

- Давайте разойдёмся, граждане! Всё кончилось!

И правда, на этом жизнь моя кончилась. То была я при машине, работала до десяти часов в сутки, а тут велели мне до суда к работе не приступать. А чего делать целыми днями – и не знаю. И мысли все такие: а вдруг меня засудят?.. Дома сидеть не могу и в гараж ходить, ну, немыслимо: все там хлопочут, все при деле, я одна, как неприкаянная…

И вдруг мне Григорьев, наш тоже шофёр, говорит:

- Чего ты, Любаша, всё киснешь? Адрес ты этого голубчика знаешь? Который тебе под машину сунулся?..

- Ленивка, дом двадцать семь, квартира три. Макаров Василий Васильевич.

- Ну вот, сходи к нему. Может, уговоришь его рассказать, как вправду дело было.

Я просидела в красном уголке ещё часа четыре, всё гадала: идти – не идти, идти – не идти. Потом слёзы кулаком вытерла и пошла, как во сне прямо.

Пришла, звоню, открывают. Спрашиваю Макаровых. Мне кто-то показывает дверь, а кто – я уж не вижу. Стучу в дверь, оттуда голос такой тихий, старушечий:

- Кто там? Входите.

Я вхожу, вижу: старушка сидит, сразу понятно – мать этого Василия Васильевича, похож он на неё. У неё двое гостей. Она мне говорит:

- Вы к Васеньке? Он сейчас в булочную выбежал. Ишь какая хорошенькая! И где только Вася с такими знакомится?

Так я ей и скажу, где мы с ним познакомились!

А старуха рассказывает гостям:

- Да… можете себе представить, идёт мой Васенька по  Петровке  и  аккурат,  голубчик мой,  надел